25

– Салям алейкум, Мариус!

Человек, сидевший в кресле за столом, от удивления едва не свалился на пол.

– Шиффер?.. Алейкум ассалям, брат мой!

Марек Чезиуш уже взял себя в руки. Он встал, обогнул металлический стол и пошел им навстречу, широко улыбаясь. Турок был одет в красную с золотом футболку – цвета клуба «Галатасарай». Из-за худобы он походил на транспарант, каким болельщики размахивают на трибунах. Поль вряд ли сумел бы определить точный возраст этого человека. Рыжие с сединой волосы напоминали тлеющие под пеплом угольки, выражение сдерживаемой веселости придавало ему зловещий вид старого мальчика. Кожа медного цвета гармонично дополняла шевелюру.

Мужчины горячо обнялись. Заваленная бумагами комната без окон насквозь пропиталась табачным дымом. На ковер явно не раз роняли непотушенные окурки. Вся обстановка была напоминанием о 70-х: серебристые металлические шкафы, круглые экраны, круглые табуреты «тамтам», лампы-мобили и конусообразные плафоны.

В углу кабинета Поль заметил печатное оборудование: ксерокс, две переплетные машины и бумагорезательный аппарат – джентльменский набор политического борца.

Густой смех Мариуса перекрывал далекую вибрацию зала.

– Сколько лет, сколько зим…

– В моем возрасте лучше не считать.

– Нам тебя не хватало, брат мой. Действительно не хватало.

Турок говорил по-французски без акцента. Они снова обнялись – играть следовало по правилам.

– Как дети? – спросил Шиффер насмешливым тоном.

– Они слишком быстро растут. Я глаз с них не спускаю. Боюсь что-нибудь упустить!

– А мой любимый малыш Али?

Мариус сделал шутливый выпад в сторону Шиффера, сделав вид, будто собирается нанести ему апперкот, но в последнее мгновение его кулак остановился.

– Этот самый шустрый из всех!

Внезапно Мариус заметил Поля, и глаза его заледенели, хотя губы продолжали улыбаться.

– Ты вернулся на службу? – спросил он у Шиффера.

– Просто консультирую. Представляю тебе Поля Нерто, капитана из Управления полиции.

Поколебавшись, Поль протянул руку, но ему не ответили. Секунду он смотрел на повисшие в пустоте пальцы. В этой комнате было слишком светло, улыбки выглядели фальшивыми, воняло табачным дымом. Пытаясь сохранить лицо, Поль притворился будто рассматривает стопку листовок.

– Все балуешься большевистскими сочинениями? – поинтересовался Шиффер.

– Мы живы благодаря идеалам.

Полицейский подцепил верхний листок и прочел вслух:

– «Когда трудящиеся овладеют средствами производства…» – Он фыркнул. – Я думал, ты вышел из того возраста, когда увлекаются подобной фигней.

– Шиффер, друг мой, то, что ты называешь «фигней», переживет нас.

– При условии, что кто-нибудь сегодня захочет прочитать написанное.

Мариус снова лучезарно улыбнулся – губами и глазами одновременно.

– Чаю, друзья мои?

Не дожидаясь ответа, он поднял высокий термос и наполнил три керамические чашки. Стены комнаты дрожали от шума и буханья оркестра.

– Тебе не надоели твои зулусы?

Мариус снова устроился за столом, откатившись в кресле к стене, медленно поднес чашку к губам:

– Музыка – колыбель мира, брат мой. Даже такая. Дома молодежь слушает те же группы. Рок объединит грядущие поколения, сотрет последние различия между людьми.

Шиффер облокотился на бумагорезку и поднял свою чашку:

– За тяжелый рок!

Мариус странно передернулся, выражая одновременно веселое удивление и усталость.

– Шиффер, ты ведь не затем сюда притащился, да еще в компании, чтобы поговорить со мной о музыке и наших былых идеалах?

Цифер присел на угол стола и несколько мгновений молча смотрел на турка. Потом вытащил из кармана фотографии изуродованных трупов и бросил их на стол. Марек Чезиуш инстинктивно отпрянул назад.

– Брат мой, что за мерзость ты мне показываешь?

– Три женщины. Три трупа, которые нашли в твоем квартале. С ноября по сегодняшний день. Мой коллега полагает, что речь идет о нелегалках. Я подумал, ты сможешь нас проинформировать.

Тон изменился. Казалось, что Шиффер нанизывает каждое слово на колючую проволоку.

– Я ничего об этом не слышал, – покачал головой Мариус.

Шиффер понимающе улыбнулся.

– Так уж и не слышал!.. После первого убийства в квартале наверняка только об этом и говорят. Выкладывай, что знаешь, так мы сэкономим время.

Наркоторговец нервным жестом схватил пачку «Каро» – турецких сигарет без фильтра.

– Брат, я тебя не понимаю.

Шиффер выпрямился и заблажил тоном ярмарочного зазывалы:

– Марек Чезиуш! Король лжи и подлога! Гений темных делишек!

Он шумно рассмеялся, и этот смех больше походил на рев разъяренного льва, бросил на собеседника недобрый взгляд.

– Колись, мерзавец, пока я не разнервничался.

Лицо турка закаменело. Продолжая неподвижно сидеть в своем кресле, он вытащил из пачки сигарету и закурил.

– Шиффер, у тебя ничего нет. Ни ордера, ни свидетелей, никакой зацепки. Ни-че-го. Ты пришел попросить у меня совета, который я не могу тебе дать, о чем очень сожалею. – Он махнул рукой в сторону двери, выдохнув струю серого дыма. – Теперь вам с другом лучше уйти, и все мы забудем об этом недоразумении.

Шиффер стоял перед столом Чезиуша, покачиваясь с пятки на носок на вытертом ковре.

– В этой комнате всего одно недоразумение – ты. В твоем гребаном кабинете все фальшивка, все вранье. Врут твои сраные листовки…

– Ты…

– Врешь ты, выставляя себя любителем музыки. Любой мусульманин считает рок сатанинским наваждением. Да ты бы своей рукой поджег этот зал, не будь он тебе нужен.

Мариус попытался было встать, но Шиффер толкнул его в кресло.

– И шкафы твои, набитые бумажками, – липа и лажа, и ты сам – чертов рабовладелец!

Шиффер подошел к бумагорезке, рассеянно погладил ладонью ножи.

– И оба мы прекрасно знаем, что машина нужна тебе для разрезания бумажных рулонов, пропитанных ЛСД.

Он развел руки жестом опереточного героя-любовника, словно призывал в свидетели грязный потолок:

– О брат мой, расскажи нам об этих трех женщинах, пока я не перевернул твой кабинет вверх дном и не отправил тебя во Флери на долгие-долгие годы!

Марек Чезиуш то и дело бросал взгляды на дверь. Шиффер зашел турку за спину и наклонился к его уху:

– Три женщины, Мариус. – Он массировал ему плечи. – Меньше чем за четыре месяца. Их пытали, изуродовали и бросили на тротуаре. Ты переправил их во Францию. Так что отдай мне досье, и мы уйдем.

Тишину комнаты нарушал доносившийся издалека грохот музыки. Можно было подумать, что это сердце турка бухает у него в груди. Наконец он прошептал:

– У меня их больше нет.

– Да? И почему же?

– Я их уничтожил. После каждого убийства сжигал карточку. Нет следов – нет и заморочек.

Поль внутренне ужаснулся, понимая, насколько важное признание сделал только что турок. Его расследование впервые за все время обретало почву под ногами. Все три женщины реально существовали: сейчас они словно рождались прямо у него на глазах. Тела действительно принадлежали нелегалкам.

Шиффер вернулся на середину комнаты.

– Следи за дверью, – сказал он Полю, не удостоив его даже взглядом.

– Ч… ЧТО-О-О?

– Дверь!

Не дожидаясь, пока Поль среагирует, Шиффер кинулся на Мариуса и ударил его головой об угол стола. Нос турка треснул, как скорлупа ореха в щипцах. Полицейский схватил его за волосы и ударил окровавленным лицом о стену:

– Давай сюда карточки, сволочь!

Поль рванулся было к ним, но Шиффер оттолкнул его, выставив локоть. Поль потянулся к кобуре, но окаменел: ему в лицо смотрело черное дуло «магнума» 44-го калибра. Цифер в мгновение ока выпустил турка и выхватил оружие.

– Следи за дверью, я сказал…

Поль замер. Откуда у Шиффера пушка? Мариус одним движением подъехал на стуле к столу, нырнул рукой в ящик.

– Сзади!

Шиффер крутанулся на каблуках и швырнул в лицо турку свой тяжелый пистолет. Мариус опрокинулся назад и рухнул на пол, развалив сложенные стопки листовок. Шиффер схватил его за майку, снова усадил на стул и приставил оружие к подбородку.