– А если он спросит, где вы?

Поль колебался.

– Дашь ему этот номер.

Он продиктовал координаты Оливье Амьена. «Пусть сами разбираются», – думал он, пряча телефон. Впереди показался мост Сен-Клу.

15.30.

Бульвар Республики сверкал под солнцем, змеясь по холму перед Сен-Клу. Весна вступила в свои права, сияли белизной обнаженные женские плечи, на террасах кафе сидели разомлевшие парижане. Жаль: для последнего акта Поль предпочел бы грозовое небо. Небо апокалипсиса, раздираемое черной бурей.

Поднимаясь вверх по бульвару, он вспомнил их с Шиффером поход в морг Гарша: сколько столетий прошло с того дня?

Улицы на холмах были тихими и мирными. Сливки хороших кварталов. Средоточие тщеславия и богатства, нависающее над Сеной и «нижним городом».

Поля бил озноб. Лихорадка, изнурение, возбуждение. Зрение мутилось. В глазах темнело. Он не мог сопротивляться сну, это была одна из его слабостей. Ему никогда не удавалось перебарывать сонливость – даже в детстве, когда он мальчишкой с тоской ждал возвращения отца с работы.

Отец. Образ его старика постепенно сливался с образом Шиффера, изрезанная искусственная кожа сиденья смешивалась в воображении с изуродованным, засыпанном пеплом трупом…

Его разбудил гудок клаксона. На светофоре зажегся зеленый глаз. Он заснул. Поль в бешенстве рванул с места и нашел наконец Дубовую улицу. Сбросил скорость, отыскивая дом под номером 37. Особняки прятались за каменными оградами или рядами густых сосен. В воздухе гудели насекомые. Казалось, что природа осоловела от весеннего солнца.

Он нашел свободное место для парковки как раз перед нужным ему домом: черные створки ворот, зажатые в беленной известью стене.

Он уже собирался позвонить, как вдруг заметил, что створка двери приоткрыта. В мозгу раздался сигнал тревоги. Это не вязалось с атмосферой осторожной недоверчивости, царившей в квартале.

Привычным движением Поль расстегнул кобуру.

В парке ничего необычного. Лужайка, клумба, серые деревья, посыпанная гравием аллея. В глубине стоял массивный особняк – здание с белыми стенами и черными ставнями на окнах. К дому примыкал гараж на несколько машин с металлической дверью-гармошкой.

Ни собаки, ни слуги, вышедшего навстречу. И внутри все тихо, подумал Поль.

Снова сигнал тревоги в мозгу – не сигнал, сирена!

Поднявшись по ступеням крыльца, Поль заметил: разбитое окно. Сглотнув слюну, он плавным движением вынул из кобуры свой девятимиллиметровый. Толкнув оконную раму, он шагнул внутрь, стараясь не наступать на осколки на полу. В метре справа начинался вестибюль. Поль повернулся спиной ко входу и пошел по коридору.

На приоткрытой двери, на левой стороне, он увидел надпись «Комната ожидания». Чуть дальше, справа, другая дверь была распахнута настежь. Наверняка кабинет хирурга. Он заметил, что стена обита звукоизолирующим материалом: штукатурка пополам с соломой. Потом его взгляд упал на усыпанный фотографиями пол: женские лица, перебинтованные, опухшие, покрытые шрамами. Последнее подтверждение его подозрений: эту комнату обыскивали.

За стеной что-то хрустнуло.

Поль замер, сжимая в руке оружие. Секунду спустя он понял, что жил именно ради этого мгновения. Не важно, как долго он задержится на этом свете, не имеют значения ни надежды, ни счастье, ни разочарования. Важен лишь героизм. Поль осознал, что следующие несколько секунд придадут смысл всему его существованию на земле. Несколько унций мужества и чести на весах души…

Он прыгнул к двери, когда стена взорвалась.

Поля отбросило к противоположной стене. Коридор наполнился огнем и дымом. В стене появились две новые дыры величиной с тарелку. Солома воспламенилась, и коридор превратился в пылающий туннель.

Поль скорчился на полу. Затылок обожгло пламенем, на лицо посыпались куски штукатурки.

Почти сразу наступила тишина. Поль поднял глаза. Через пролом в стене он видел почти весь кабинет.

Они были там.

Трое мужчин в черных комбинезонах и лыжных шлемах коммандос, перепоясанные патронташами и вооруженные гранатометами SG 5040. Поль узнал оружие, хотя видел его только на страницах каталога.

У ног убийц лежал труп человека в белом халате. Фредерик Грюсс пожинал плоды своего профессионального авантюризма.

Инстинктивным движением Поль потянулся за «глоком», понимая, что все бесполезно. Он был ранен в живот – куртка уже промокла от крови. Он не чувствовал боли – следовательно, рана смертельная.

Слева от него раздался резкий треск. Несмотря на контузию, Поль с фантастической ясностью осознавал, что это шагает по обломкам стены человек.

В проеме двери появился четвертый мужчина. Тот же черный силуэт, маска на лице, перчатки, но без оружия.

Он подошел ближе и взглянул на рану Поля. Одним движением сорвал маску. Его лицо было разрисовано под волчью морду. Усы, брови и глаза обведены черным. Рисунок нанесли хной, он напоминал боевую раскраску воинов-маори.

Поль узнал человека с фотографии: Азер Акарса. Он держал в руке поляроидный снимок: бледный овал лица в обрамлении черных волос. Анна Геймз, сошедшая с операционного стола.

Итак, Волки теперь сумеют отыскать свою Добычу.

Охота продолжится. Но без него. Турок опустился рядом с ним на колени.

Глядя Полю в глаза, произнес очень мягко:

– Давление лишает их рассудка, убивает их боль. Последняя женщина пела с отрезанным носом.

Поль закрыл глаза. Он не понимал точного смысла слов, но был уверен: человек знает, кто он такой, и его уже проинформировали о визите Нобреля в лабораторию.

В памяти всплыли изуродованные лица жертв. Ода в честь античных камней, спетая Азером Акарсой.

Поль почувствовал на губах кровавую пену. Он открыл глаза и увидел, что убийца Волк целится ему в лоб из револьвера 45-го калибра.

Его последняя мысль была о Селине.

О том, что он не успел позвонить ей до ее ухода в школу.

Часть XI

67

Аэропорт Руасси-Шарль-Де-Голль.

Четверг, 21 марта, 16.00.

Существует один-единственный способ пройти в аэропорту таможенный досмотр, имея при себе пушку.

Любители огнестрельного оружия в массе своей полагают, что автоматическому пистолету «глок», сделанному в основном из фиброполимеров, не страшны ни рентгеновские лучи, ни детектор металлов. Не говоря уж о пулях.

Есть всего один способ спрятать оружие в аэропорту.

И Зема его знает.

Она вспомнила о нем, стоя перед витринами лавочек в торговой зоне аэровокзала и собираясь улетать в Стамбул рейсом № 4067 Турецких авиалиний.

Сначала она купила кое-какую одежду и дорожную сумку – нет ничего подозрительней пассажира без багажа, – потом фотооборудование. Футляр F2 Nikon, два объектива – 35–70 и 200 мм, а еще – коробку с инструментами, подходящими к аппаратам этой марки, и два ящика со свинцовыми прокладками внутри – они защищают пленку во время прохождения контроля. Она аккуратно сложила все эти предметы в профессиональный кофр Promax и вернулась в туалет аэропорта.

Там, заперевшись в кабине, Зема разложила ствол, боек и другие металлические части своего «глока-21» среди отверток и пинцетов коробки с инструментами. Потом положила вольфрамовые пули в свинцовые кожухи, задерживающие рентгеновские лучи и делающие полностью невидимыми их содержимое.

Зему восхищали ее собственные рефлексы, жесты, знания и умения: все это вернулось само собой. «Культурная память», сказал бы Акерманн.

В 17 часов она спокойно села в самолет и в конце дня прилетела в Стамбул, не встретив никаких трудностей на таможне.

Сев в такси, она не смотрела по сторонам. Наступала ночь. Капли дождя сверкали и кружились в мягком свете фонарей, помогая ей думать.

Зема замечала только отдельные детали: вот бродячий торговец продает бублики; несколько молодых женщин стоят на автобусной остановке, их лица закрыты пестрыми платками; высокий минарет, неприветливый и пустой, нависает в темноте над деревьями; на набережной стоят, выстроившись, как ульи, птичьи клетки… Она мысленно произнесла названия того, что видела, на каком-то языке – далеком. Она отвернулась от окна и съежилась на сиденье.