– Твоя память бессильна, твое настоящее лицо разрушено, но есть одна вещь, которая может вспомнить за тебя.

– Какая вещь?

– Твое тело.

31

Научно-исследовательский биологический центр Питье-Сальпетриер располагался в здании медицинского факультета. Длинное шестиэтажное здание со множеством окон и невероятным количеством лабораторий.

Этот дом, выстроенный в стиле 60-х, напоминал Матильде университеты и больницы, где она училась и стажировалась. У нее всегда было особое пристрастие к архитектуре, и этот тип зданий ассоциировался для нее со знанием, учением и жизненным опытом.

Они направились к воротам. Их каблуки глухо стучали по посеребренному дождем тротуару. Матильда набрала код: внутри их встретили темнота и холод. Миновав огромный холл, Матильда и Анна сели в левый похожий на стальной сейф лифт. Это место подавляло Матильду: несмотря на возраст и опытность, она воспринимала его как храм. Как священную землю.

Они все ехали и ехали вверх, Анна закурила. Чувства Матильды так обострились, что ей мерещилось, будто она слышит треск горящей бумаги.

Она дала своей протеже вещи дочери, которые та забыла после празднования Нового года. Молодые женщины были одного роста, и обе предпочитали черный цвет.

На Анне был бархатный плащ с длинными узкими рукавами, пестрые шелковые брюки и лакированные туфли. Вечерний туалет делал ее похожей на маленькую девочку в трауре.

Они доехали до шестого этажа и пошли по коридору, устланному красной дорожкой, куда выходили двери с круглыми окошками наверху. Где-то в конце коридора из-под двери пробивался свет.

Они направились туда, и Матильда вошла, не постучав. Профессор Ален Вейнерди ждал их, стоя рядом с белым столом.

Шестидесятилетний исследователь был маленьким шустрым человечком, смуглым, как индус, и сухим, как папирус. Под белоснежным халатом угадывался безупречный костюм, наманикюренные перламутровые ногти были светлее кожи на руках, седые напомаженные волосы профессор зачесывал назад.

Больше всего Ален Вейнерди напоминал цветного человечка из мультфильмов про Тэнтэна. Роскошная бабочка выглядела ключом к секретному механизму, который следовало завести.

Матильда представила Анну и профессора друг другу и вкратце повторила сочиненную ими историю: Анна восемь месяцев назад попала в автомобильную аварию. Машина сгорела, а с ней и документы, память была уничтожена. Серьезно пострадало лицо, так что понадобилась даже пластическая операция.

Таким образом, тайна ее личности остается неразгаданной.

Поверить в эту историю было почти невозможно, но Вейнерди, на их счастье, существовал в своем, особом, а не в обыденном мире. Единственным, что имело значение, был вызов ему как ученому.

Он кивнул на оцинкованный стол.

– Мы начнем немедленно.

– Подождите, – запротестовала Анна. – По-моему, вам пора объяснить мне, о чем идет речь…

Матильда попросила:

– Профессор, расскажите ей.

Вейнерди повернулся к молодой женщине.

– Боюсь, вам придется прослушать небольшую лекцию по анатомии, мадемуазель…

– Оставьте этот отеческий тон.

Биолог кисло улыбнулся в ответ.

– Элементы, из которых состоит человеческое тело, обновляются по строго определенным циклам. Красные кровяные тельца воспроизводятся за сто двадцать дней. Кожа отшелушивается за пять дней. Кишечная стенка обновляется за сорок восемь часов. Тем не менее в ходе этой непрестанной перестройки в иммунной системе живут клетки, очень долго сохраняющие след «общения» с внешней средой. Их называют клетками, наделенными памятью.

У него был голос курильщика, низкий, хриплый и хорошо поставленный.

– Когда человек болеет, клетки вырабатывают молекулы – защитные или опознавательные, – помеченные «агрессором». Обновляясь, они передают «защитное послание» свежим клеткам. Своего рода биологическое воспоминание. На этом основывается принцип действия любой вакцины. Человеческому организму достаточно один раз вступить в контакт с патогенным возбудителем, и клетки будут годами вырабатывать защитные молекулы. То, что справедливо в отношении болезни, справедливо и для любого элемента внешней среды. Мы храним в себе отпечаток прожитой жизни и многочисленных контактов с миром. Эти отпечатки, их происхождение и возраст возможно изучить.

Он склонил голову в учтивом поклоне.

– Сия малоизученная область и есть моя специальность.

Матильда вспомнила первую встречу с Вейнерди: это случилось в 1997 году на Майорке, на семинаре по проблемам памяти. Большинство приглашенных были невропатологами, психиатрами и психоаналитиками. Разговор шел о синапсах, [5] сплетениях, подсознании, и в каждом выступлении звучали слова о сложных проблемах памяти.

На четвертый день на трибуну поднялся биолог в галстуке-бабочке, и система отсчета изменилась. Ален Вейнерди говорил о памяти – но не мозга, а тела.

Ученый рассказал о своей работе над исследованием духов. Постоянное нанесение спиртовой субстанции на кожу в конце концов «помечает» некоторые клетки, оставляя распознаваемый след, который не исчезает даже после того, как объект перестает пользоваться духами. Вейнерди упомянул женщину, которая десять лет душилась «Шанелью № 5», и четыре года спустя ее кожа все еще хранила «химическую подпись» знаменитого аромата.

Матильда помнила, что слушатели выходили из зала ошеломленными. Память внезапно предстала перед ними как нечто материальное, что можно подвергнуть химическому анализу и разглядеть под микроскопом… В мгновение ока абстрактная сущность, не дававшаяся ученым в руки, несмотря на самые продвинутые технологии, стала материальной, осязаемой, доступной для наблюдения. Наука о человеке превращалась в точную науку.

Лицо Анны, освещенное свисавшей с потолка лампой, было усталым, но глаза сияли странным светом.

– Что вы можете найти в моем случае?

– Доверьтесь мне, – ответил биолог. – Ваше тело, ваши клетки тайно хранят следы вашего прошлого. Мы отыщем отпечатки среды, в которой вы жили до несчастного случая: воздуха, которым вы дышали, продуктов, которые ели, духов, которые предпочитали. В чем-то – готов поклясться! – вы остались прежней…

32

Вейнерди включил сразу несколько приборов, и в свете визиров и экранов компьютеров они смогли оценить истинные размеры лаборатории: огромный зал был разделен перегородками на стеклянные кабины со стенами, отделанными пробкой. Кафель и оцинкованный стол отражали свет, мерцая зелеными, желтыми, розовыми и красными бликами. Биолог указал на дверь на левой стороне:

– Прошу вас, разденьтесь в этой кабине.

Анна исчезла. Вейнерди натянул резиновые перчатки, разложил на фарфоровой стойке стерильные пакетики и подошел к батарее колб и пробирок. Он напоминал музыканта, собирающегося играть на стеклянном ксилофоне.

Когда Анна вернулась к ним, на ней были только черные трусики. Ее тело выглядело болезненно худым, казалось, кости при малейшем неосторожном движении могут проткнуть кожу.

– Ложитесь, прошу вас.

Анна залезла на стол.

Матильде показалось странным, что, совершая физическое усилие, молодая женщина выглядит крепче, чем в состоянии покоя. У Анны действительно была тайна, в ней жила какая-то затаенная сила. Матильде пришло в голову сравнение с яичной скорлупой, в которой на просвет виден силуэт тиранозавра.

Вейнерди достал из стерильного набора инструментов иглу и шприц.

– Мы начнем с анализа крови.

Он воткнул иглу в левую руку Анны, но она никак не отреагировала. Вейнерди нахмурился и спросил у Матильды:

– Вы дали ей транквилизаторы?

– Да, транксен. Внутримышечно. Она была возбуждена вечером и…

– Сколько?

– Пятьдесят миллиграммов.

Биолог поморщился, опасаясь, что инъекция могла нарушить картину. Он вытащил иглу, наклеил пластырь и ушел к своему столу.